Как думаешь, Лари найдется?
– Найдется наверняка. Она же не человек. Кто с тифлингом справится так запросто?
– А с гномами что? Найдут своих?
– Ну откуда я знаю, Маш? В городе еще стреляют, сама слышишь, – может, и они уцелели.
– Ты уверен, что тебе сегодня надо туда идти?
– Ну а сама как думаешь? Дадут они нам в форт прорваться, если мы их первые не почикаем?
– Не дадут.
– Ну вот, сама знаешь, а спрашиваешь.
– А мне интересно, что ты думаешь.
– Узнала, что думаю?
– Узнала. Но вы там осторожно, хорошо?
– А куда же мы денемся? Только осторожно и можно.
– Странно получилось.
– Что – странно?
– Приехали сюда просто поговорить, а попали на войну.
– Ну это еще не война, это пока больше на бандитский налет похоже.
– А когда сипаи подойдут, тогда что будет?
– Тогда уже война, верно.
– Кстати, темновато становится. Хочешь, свет зажгу?
– Не надо, пальнет сюда кто-нибудь на свет. Чуть занавески раздвинь, уже можно. Только сама к окну не подходи.
– Да без проблем…
Оставшееся до темноты время я просидел за своей баррикадой из мебели, разглядывая окна напротив в бинокль. Стрельба почти затихла с обеих сторон. Противник на рожон не лез, и защитники форта тоже не собирались тратить боеприпасы впустую. А вот в городке постреливали до сих пор. То тут, то там слышались короткие, но яростные перестрелки, местами что-то горело, в небо поднимались дымные столбы. К счастью для города, погода была безветренная, а то вообще все пожарами было бы охвачено.
Волшебники противника больше нигде сидеть не могли, кроме как в трактире. Волшебство – вещь недальнобойная: если удается откидывать гранаты, то делать это можно почти из того места, куда они летят. Но пока ничего заметить не удалось. Я даже рассадил за другими окнами Полухина с женой и гнома «без салфетки», откликавшегося на самое распространенное гномье имя Балин, по количеству имевшихся в нашем распоряжении биноклей, чтобы они тоже высматривали людей в черных клобуках.
Когда дверь у меня за спиной тихо приоткрылась, я услышал уже знакомое сопение, а затем голос Орри Кулака просипел:
– Телефон протянули. Есть связь с фортом.
– Кто на телефоне? – оживился я.
– Поручик и Рарри.
– Хорошо. Погодь минутку, – попросил я своего нового приятеля и обратился к Маше: – Сможешь магическую активность засечь?
– В смысле где колдуны узнать? – обернулась ко мне Маша, рывшаяся в это время в своем рюкзаке.
Вид у нее был нервный и заметно подавленный. На нее не похоже вовсе, вообще она была скорее склонна к необдуманному оптимизму и легкомыслию, чем к депрессиям.
– Ну да, – кивнул я.
– Если их вынудить всерьез защищаться, то смогу.
– А как они узнают, что в них стрелять начали?
– Думаю, сторожок у них висит. – Она описала пальцем в воздухе чуть засветившийся кружок. – Вроде астрального глаза. И одно заклинание отражения, которое срабатывает буквально от движения пальца. А дальше они должны высунуться из укрытий и продолжать отбивать гранаты заклятиями.
– А сил у них откуда столько?
– Мне кажется, они там жертвы приносят. – Она зябко обхватила себя за плечи, тонкие пальцы с нежными розовыми ногтями дрожали. – Человеческие. Я чувствую. И мне поэтому плохо. Пусть с них в Вираце и дальше кожу сдирают, мне не жалко.
Это все объясняет. Окончательно. Орден Созерцающих был образован несколькими слабыми колдунами, жаждавшими стать сильными колдунами, которые накачивали огромные количества Силы в амулеты-аккумуляторы, используя единственный доступный им метод ее получения – человеческие жертвоприношения с мучительством. За что, естественно, были прокляты служителями всех богов, кроме Кали, и запрещены во всех землях, как и иные культы Кали.
Это же объясняет и депрессию Маши. Она одна чувствует зло, исходящее от проводимых в зданиях напротив обрядов. Мне такого не учуять. Чувствую какие-то волны Силы, но думал, что это от магической защиты. Я даже светлое волшебство от темного отличать не умею – только саму магию чувствую. А Маша – волшебница, от тьмы далекая. В принципе светлых и темных магов нет, за исключением патологий. Тот же Васька-некромант – какой же он, к демонам, темный? Добрейшей души мужик, слова дурного о нем никто не скажет, кроме девок брошенных. Разве он темный? Просто талант у него прорезался в такой вот темной области, а уж как ее повернуть – во зло людям, или во благо – это ему решать.
Созерцающие же обратились к крайнему злу. К тому, – служение которому ведет к дальним планам нижних миров, которое извращает человеческую суть и обращает ее в нечто, чего не должно существовать в мире подлунном. К абсолютному злу. И немногие из тех, кто может это зло чувствовать, способны его перенести. Вот и Маша страдает.
– Орри, – повернулся я к стоящему в дверях гному, – пусть свяжутся с фортом и попросят выпустить по трактиру с гостиницей еще с десяток гранат. Понял?
– Не дурак, – кивнул гном и направился в коридор.
– Орри! – окликнула его Маша. – Пусть часто не стреляют, примерно по одной гранате в минуту, хорошо?
– Скажем! – прогудел тот, и его тяжелые шаги удалились по коридору к лестнице.
А я вновь приник к биноклю. Колдуны колдунами, но есть вероятность, что после пуска первых гранат проявят себя снайперы. Это их работа – выбивать гранатометные и пулеметные расчеты, так что, может, мне и удастся перехватить еще одного и вышибить ему мозги, как тому, что застрелил мужика с СВД. Пусть тот и дурак, а все равно жалко.